От страха к подвигу

В эти дни воспитанники Центра социальной адаптации св. Василия Великого готовятся к самому сложному периоду работы над собой: долгому походу по русскому северу. Разговор с директором центра Юлианой Владимировной Никитиной о пути, который приходится проходить заново с каждым ребенком, и том, что случается на нем.

Они пьют, курят, ругаются матом, хамят учителям, а иногда воруют. Их неприятно любить, потому что они неблагодарны. Они совершат преступление и сядут в тюрьму. Туда им и дорога, зачем им помогать? Они сами выбрали этот путь. Уж лучше пожертвовать деньги на бездомных животных. Так выносят приговор не судьи, а все мы, когда лишаем человека шанса изменить свою жизнь.

11 лет назад Юлиана Никитина, по благословению о. Александра Степанова, решилась предоставить такой шанс тем, кто находится на грани. Созданный ею Центр социальной адаптации получил имя святителя Василия Великого в знак стремления к высокому уровню церковной благотворительности.

Первый выбор: колония или центр. 

Корр. — Юлиана Владимировна, ребята в ваш Центр попадают сами или их вынуждают?
Ю.В. : Попадают добровольно-принудительно. С одной стороны, они пришли сюда сами, по своему заявлению. С другой стороны, их жизненная ситуация уже до того дошла, что если не к нам, то в закрытое учреждение. А они этого очень боятся. Первый повод придти сюда — страх

Корр.: — А почему сюда не так страшно? Я понимаю, что колония и центр несравнимы, но все-таки, каковы формальные различия?
Ю.В.: — У нас стандартная программа реабилитации — девять месяцев . Первый месяц — карантин, когда они не могут самостоятельно без сопровождения выйти никуда. Потом общий курс; в это время они посещают обязательные для всех мероприятия. Потом индивидуальная программа, когда ребенок уже понимает, чего конкретно он хочет: поступить в университет или заниматься брейкдансом. Он сам может выбрать, что ему больше нравится. Совсем никуда не ходить он не может, мы помогаем ему выбрать и договориться с кружком или секцией. Постепенно налаживается общение с семьей. И последний четвертый этап — когда в выходные воспитанник бывает дома. Очень важно , чтобы возвращение было постепенным, и не было эффекта «разжатой пружины», — когда долго было все нельзя, а теперь все можно. С одного этапа на другой ребята переходят по решению педсовета. В отличие от закрытых учреждений, живя у нас, они продолжают ходить в свои школы, с родителями общение поддерживается. То есть у детей не рвутся социальные связи, как после тюрьмы.Образование для нас является приоритетом, поэтому мы организуем интересный досуг. У нас много творчества и спорта: и паркур, и кикбоксинг, мыловарня, гончарная мастерская, театральная студия. Кроме этого — волонтерские проекты. Наши дети — эмоционально очень незрелые люди, очень важно развивать в них эмпатию. У нас есть договоренность с четвертым интернатом в Павловске. Мне кажется, наши воспитанники там больше получают: детишки их всех по именам знают, увидят — бегут навстречу, радуются. Еще в Токсово на конюшню ездим, там ребята лошадок чистят. Ну, и, конечно, место подвига для них ищем: в сельских и приходах и монастырях помогаем. Для некоторых срок реабилитации сокращается. Но это, в основном, от семьи зависит. Мы стараемся наладить отношения с семьей. С родителями работают психологи. И интересно, что ребята почти всегда приходят к нам с огромным семейным конфликтом , а уже через месяц-два самым страшным становится расстроить маму. Это тоже отличие от закрытых учреждений, где мама только передачки носит, а ее сынок ждет и требует: «я же тут на зоне».

Любят, но не отмажут

Корр. — То есть Центр в большей степени учит принимать ответственность за себя, свои поступки?

Ю.В.: — Да, оказывается, есть возможность убедить человека вести себя прилично. Не ругаться матом, не хамить, не провоцировать. Когда они к нам приходят, мы заключаем договор, в котором все рассказано: чего здесь делать нельзя . Если ребенок его нарушает, он знает, что будут последствия. Мы вызываем сотрудников правохранительных органов, они составляют административный протокол. Так что по статистике Василеостровского района может показаться, что у нас тут все курят, пьют, ругаются матом.

Корр: — Чтобы не было ощущения, что здесь все покроют, «отмажут»?

Ю. .В : — Да, еще у подростков чувство справедливости достаточно сильно выражено. Даже если он совершает массу неблаговидных поступков. Есть правило, что после трех административных правонарушений дело попадает в суд на пересмотр, а там уж… Вначале все идет через страх. А дальше очень важно научиться выстраивать отношения, чтобы страх с главенствующего места переместился уже не на такое значимое. Опыт быть хорошими, того, что что-то получается, новые интересы жизненные, — уже это начинает руководить их поступками. Воспитание — это быстрое реагирование на поступок: не только на плохой, но и на хороший, на какие-то их радости. Мы пытаемся уйти от жесткой системы поощрений-наказаний, свойственной для исправительных учреждений. Лучше как-то по-человечески, воспитать чувство собственного достоинства, уважения к себе.

Радость жертвенной любви

Корр.: — То есть научить взрослому отношению к самому себе?
Ю.В.: — Да, они приходят на переломе, у них подростковый возраст. Кто-то не хочет взрослеть, у кого-то искаженные представления об этом. Тут мы стараемся раскрыть, какие для каждого есть возможности во взрослении. Взрослая жизнь подразумевает ответственность, но она и дает еще очень много. И это радость жертвенной любви. Если ты что-то от себя не оторвал, чем-то не пожертвовал — то в полноте ты радости не испытаешь. Хотя сейчас они, конечно, сформулировать этого не могут. Только потом, когда у них самих появятся семьи, они будут вспоминать и переосмысливать то, что говорилось и происходило здесь.

Корр.: — Наверное, если здесь происходят такие глубокие изменения, строятся такие отношения, очень сложно потом оторваться. Что происходит после 9 месяцев?

Ю.В.: — Ну, во-первых, они продолжают сюда приходить на занятия, на встречи со специалистами, хотя живут уже дома. Сейчас у нас на социальном патронаже 18 человек. Это ребята , прошедшие программу, девочки и молодые люди, которые по состоянию здоровья не могут полноценно участвовать в программе. Но что касается зависимости, мы стараемся выдерживать определенную дистанцию, чтобы ребята чувствовали, что это не дом, а мы не родители. Всегда нужно соблюдать принцип «не навреди».

На всю катушку вместе

Корр.: — Да, про принципы. Если подытожить, то основные методы работы с ребятами каковы?

Ю.В.: — Вообще, их два: это организация совместной деятельности и работа с каждым конкретным случаем. Вообще, реабилитация есть там, где есть какой-то интерес. Если его нет, у них найдется масса уловок, медицинский справок, лишь бы к нам не приходить. Мы стараемся, чтобы детям было интересно, чтобы во всем было творчество, и в этом творчестве мы бы участвовали все вместе. Вот уже около года варим мыло. Сложные процессы помогают делать волонтеры, а детям — самая приятная часть: масла эфирные добавлять, запахи разные. (Пока мы говорим, в кухню-мыловарню заглядывает белобрысый юноша и просит сварить мыло с запахом сирени. Для брата. В армию. Юлиана Владимировна соглашается сделать это вместе с ним). Мы потом его продаем: друзья заказывают. На Рождественский стол или на дни рождения иногда собираем. Или дарим. Это тоже очень важно — научить дарить. Личный пример — это самый лучший метод воспитания, ничего другого не придумано . У нас замечательные волонтеры, все яркие, талантливые, постоянно придумывают что-то новое. Только я зарплату им с ноября не могу выплатить. Кризис, и у наших спонсоров кризис.

Второй принцип — сейчас такое модное понятие существует, все о нем говорят «кейс-менеджмент», работа со случаем. А мы так уже десять лет работаем. Очень важно: если что-то происходит, мы должны этот случай отработать на полную катушку. Например, ездили отдыхать на майские праздники, и наши дети украли лодку. Люди обижаются: «как можно? Вас тут приютили, а вы…». Вот такие случаи отрабатываем. Просим тех людей подать заявление, с ними договариваемся, что в следующий внеочередной приезд дети, которые участвовали в краже, будут что-нибудь для них делать. Сначала, конечно, возражают: «Нет, они еще и дом сожгут», но потом, когда наша команда несколько грузовиков щебенки по дороге разровняют, утрамбуют, хозяин потом выходит, обнимает, говорит : «Парни, какие вы хорошие! Простите, что про вас плохо думал. Конечно, в таком возрасте с кем не бывало. …» Вот это случай отработан: дети поняли все последствия для себя, у людей ненависти не осталось, воспитатели, которые не уследили, тоже будут внимательнее.

Корр.: — А какой момент жизни здесь можно считать переломным? Или изменения происходят очень постепенно?

Ю.В.: —Меняются они, конечно, постепенно. После двух месяцев уже заметно, что что-то произошло. Но вообще такой level-up — это наш летний двухмесячный поход (подробно о походе здесь: http://aquaviva.ru/journal/?jid=37466#ad-image-0). Мы сначала несколько пробных дней на Вуоксе проводим, потом — на Севера. Там и Карелия, и Мурманск, и Соловки. Мы, взрослые, сами устаем так, что через месяц становимся молчаливыми, перестаем спорить. А уж дети… Они сначала все ноют: это тяжело, это неохота, а потом, когда первый месяц пройдет, все меняется. Мы стараемся нигде долго не задерживаться, потому что они привыкают, находят всякие лазейки, расслабляются. Как только это происходит — мы сразу двигаемся дальше, меняем место. Зато они чувствуют главное — что каждый из них совершает свой личный подвиг. А как по-другому измениться? Как самого себя переосмыслить? Это тоже жертва. И ответственность. Меняет подвиг. Вот места подвигов для них и ищем. Заодно. и сами меняемся.

Корр.: — А на будущее какие перспективы, планы?

Ю.В.: — Первое, что мы собираемся в ближайшее время сделать — это открыть вторую группу. Уже после Пасхи. У нас вообще обычно две группы, просто, когда осенью спонсоры пропали, мы не стали набирать. А сейчас все равно решились.
Конечно, очень интересно, это девичьи группы. Мне бы очень хотелось сделать специальную программу для девочек, потому что их социальная ситуация очень сильно отличается от мальчиковой.
С зависимостями у совершеннолетних тоже работать надо. Все этого не хотят, все боятся. Ну а потом – поздно будет.
Еще мне бы очень хотелось, как это ни странно звучит, чтобы была частная православная детская тюрьма. Всегда будут дети, хоть и немного, которые будут совершать тяжкие преступления. Очень нужна институция, откуда бы люди возвращались, осознав весь ужас произошедшего, и чтобы они всей своей жизнью пытались воссоздать тот мир, который они нарушили. Это, на мой взгляд, было бы огромным вкладом Православной Церкви и настоящей проповедью христианства.

Корр.: — Самое сложное сейчас, это финансовое положение? Вам не кажется, что кризис еще как-то искусственно усиливается?

Ю.В.: — Очень хочется сказать нашим спонсорам и вообще всем, кто хочет помочь: если вы не можете пожертвовать много, то для нас очень ценно и малое. У нас в Центре работают очень хорошие специалисты, среди них много мужчин, у них семьи. Сейчас уже несколько месяцев они продолжают свое дело безвозмездно. Но ведь так не может быть слишком долго… Нашим детям, воспитанникам очень нужна ваша посильная помощь.